В камере его ждал сюрприз в виде Проспера, Антуанетты, Бенджамина Крота, Георгия, Антонио, Джанкарло и Марио.

– А вы как сюда попали? – удивился Евгений.

– Да вот совершили всякие правонарушения, чтобы тебе одному тут не куковать, – ответил Антонио, перебирая струны мандолины.

– Оцени заботу, – добавил Джанкарло.

– Добро пожаловать, Евгений, – поприветствовал Марио. – Чувствуй себя, как дома. Сам видишь, здесь все свои.

Присутствие в камере шпиона очень расстроило Евгения. Ведь именно Марио дважды выручал его из заточения – один раз в замке графа Бабуина, и другой – из полицейского участка в Градбурге. А теперь выходит, что, раз они сидят вместе, то на помощь Марио рассчитывать не приходится.

Евгений совсем приуныл, и даже красивые песни Ботфортского полуострова не смогли улучшить ему настроение…

Молодой критик Амадей Флюгер никак не мог прийти в себя после сокрушительного провала в литературном кружке – когда негодяйский сыщик Проспер его раскрыл, а члены кружка заклевали искусственными клювами. Избранные, самые любимые части его тела до сих пор побаливали, напоминая об этом бесславном событии, а душа требовала мести. Негодяйский сыщик Проспер уже расплачивается за свою подлость (правда, другую подлость, но все равно хорошо), однако остальные мерзавцы остались безнаказанными.

Но ничего… Флюгер уже заручился поддержкой самой Катерины: звезда вершинской журналистики пообещала, что никто из его обидчиков не уйдет от справедливого возмездия. Гиена даже намекнула, что поможет ему устроиться в одну из «Правд» (там нуждаются в таких порядочных и умных работниках, как Флюгер), и тогда он получит замечательную возможность собственноручно шарахнуть справедливостью по негодяям. И он шарахнет, да так, что они навсегда запомнят: нечего обижать критика, который не хотел ничего плохого – он всего лишь обманом втерся к ним в доверие и потихоньку собирал материал, чтобы когда-нибудь их всех поругать, демонстрируя идеальный вкус и блестящее понимание литературы. Этой тактике Флюгер научился, от корки до корки проштудировав учебники великой госпожи Указко «Как хвалить друзей и ругать всех остальных, но так, чтобы никто ничего не заподозрил – издание второе, исправленное и выстраданное» и «Наука видеть плохое и не замечать хорошее».

Так что Амадей Флюгер еще себя покажет. И он никого не боится! Так сильно не боится, что отныне перестанет пользоваться шаблонами, а будет писать критические статьи сам. Да, это отважный, нестандартный шаг, но он готов к нему! Он будет писать то, что думает. А думает он плохо. Ну и пусть! Зато все оценят его честность, бесстрашие и бескомпромиссность, а также восхитительное чувство юмора, способное подниматься до вершин иронии и низвергать объект критики в пучину сарказма – где ему и место. Такова будет авторская позиция Амадея Флюгера! Да и Катерине наверняка его новый подход понравится, потому что гиена тоже очень справедливая. И, кто знает, может, слух об отважном Амадее достигнет ушей самой госпожи Указко, и она назовет его своим достойным учеником.

Флюгер еще несколько раз повторил фразу «авторская позиция» – два раза вслух и тридцать шесть – в уме. Очень она ему нравилась. Такая полезная формулировка: любой поступок, объясненный «авторской позицией», сразу лишается любых моральных качеств и становится исключительно показателем принципиальности.

Амадей Флюгер решил немедленно испытать новый подход на практике и с воодушевлением принялся сочинять рецензию на фильм «Камилла», из которого посмотрел уже минут десять.

«Этот фильм хвалят на всех перекрестках, – написал Флюгер. – Видимо, в психушке день открытых дверей и психи заняли все перекрестки. Потому что ничем иным, кроме умственного помешательства, невозможно объяснить дифирамбы в адрес этого безобразия под названием «Камилла». Фильм – полная фигня!»

Флюгер остановился и перечитал написанное, восхищаясь собственной храбростью и принципиальностью. Наверняка Катерина оценит его прямоту и честность.

Это еще что, сейчас он и свое великолепное чувство юмора продемонстрирует во всей красе.

«Режиссер, похоже, решил, будто для настоящего кино достаточно, чтобы на экране что-то двигалось. Оператора, видимо, нашли в приюте для слепых. Отдельного упоминания заслуживает музыка, которая отвратительна. Что не удивительно, потому что композитор – медведь. Полагаю, что раньше он был гимнастом – тогда понятно, как он ухитрился наступить самому себе на ухо. Актеры – просто катастрофа. Даже растения сыграли бы лучше. О сценарии говорить вообще не приходится, это полный мрак, он, несомненно, написан дошкольником. Или даже додетсадовцем. Диалоги позволю себе не цитировать… Совершенно неясно, на кого они рассчитаны, просто набор звуков какой-то, а не диалоги. Болтают, болтают, а что хотят сказать – фиг поймешь».

Флюгер задумался – может, все-таки процитировать пару реплик? Но вспомнил, что фильм – на чужом, непонятном ему языке, так что цитировать его он не сможет, даже если очень захочет.

А вот что непременно следует процитировать, так это какие-нибудь высказывания из госпожи Указко. Сослаться, так сказать, на признанный авторитет. Флюгером же и признанный.

От увлекательного занятия его отвлек донесшийся со стороны кухни звон битого стекла. Флюгер ужасно перепугался, так как звон разбитого стекла входил в список из четырехсот двадцати шести звуков, которых он боялся с детства. Варианта действий существовало два: либо пойти на звук, либо убежать от него прочь. Если бы речь не шла о его собственной кухне в его собственной квартире, Флюгер, конечно, выбрал бы второй вариант. Но позволить себе такую роскошь он не мог – все-таки это его дом.

Отчаянно труся, он на цыпочках двинулся в сторону кухни. В разбитое окно с улицы дул ветер. «Наверное, это именно он разбил окно, – с надеждой подумал Флюгер, протягивая лапу к выключателю. – Сильные ветра иногда так поступают. Бьют окна».

Лапа добралась до выключателя, вспыхнул свет, и Флюгер вскрикнул. Рядом с холодильником стояли три низкорослых субъекта в птичьих масках, пристально глядящие на хозяина квартиры через прорези для глаз. Искусственные клювы хищно нацелились в сторону Флюгера. «Писатели?! Доклевать меня пришли?!»

Но это были не писатели. Или, во всяком случае, не те писатели. Длинные серые хвосты за спинами незнакомцев не оставляли никаких сомнений в том, какие именно звери наведались к нему в гости. И вот тут Флюгеру поплохело по-настоящему. Крысы входили в список из одного вида, которого он боялся с детства.

У задних лап непрошеных визитеров валялся мешок, из которого торчали до боли знакомые кусок колбасы, надкушенный батон и головка сыра. Только когда Флюгер в последний раз покидал кухню, все эти гастрономические изделия находились в холодильнике.

– Где крупа? – спросил крыс, стоящий в центре трио.

– Ка-какая крупа?

– Гречневая, – ответил крыс.

– Манная, – добавил второй.

– И кофе, – подал голос третий.